Евгений Байкалов, 7 с.

ЭПИГРАФ

Блажен, кто понял голос строгой
Необходимости земной,
Кто в жизни шел большой дорогой,
Большой дорогой столбовой,—
Кто цель имел и к ней стремился,
Кто знал, зачем он в свет явился
И богу душу передал,
Как откупщик иль генерал.
«Мы рождены,— сказал Сенека,—
Для пользы ближних и своей»
(Нельзя быть проще и ясней),
Но тяжело, прожив полвека,
В минувшем видеть только след
Утраченных бесплодных лет...

Тоска, тоска! спешит Евгений
Скорее далее: теперь
Мелькают мельком, будто тени,
Пред ним Валдай, Торжок и Тверь.
Тут у привязчивых крестьянок
Берет три связки он баранок,
Здесь покупает туфли, там
По гордым волжским берегам
Он скачет сонный. Кони мчатся
То по горам, то вдоль реки,
Мелькают версты, ямщики
Поют, и свищут, и бранятся.
Пыль вьется. Вот Евгений мой
В Москве проснулся на Тверской.

(А.С. Пушкин. из «Путешествия Онегина»)
 

 
ПУТЕШЕСТВИЕ ОНЕГИНА В СИБИРЬ

Тоска! Онегин продолжает
Свой путь неблизкий на восток.
И колокольчик, дар Валдая,
Уж третий прозвонил звонок.
Пора в дорогу! Тракт Сибирский
Открыт, и скорой пассажирской
Каретой тронулся он в путь,
Готов дорогою вздремнуть,
Вином заправясь без закуски.
Так пролетел, неуловим,
Он родину отца TV,
Град Муром (побратим Бобруйска).
Но, черт возьми!, я не про то...
Стоп! Снято. (или же «снято»?)

Наняв купеческое судно,
По Волге шли на парусах.
В Сибирь в те поры ездить трудно.
Всё больше пёхом, в кандалах...
Козьмодемьянск лесоторговый,
Расположившийся подковой
Град на излучине реки
(впоследствии — Нью-Васюки)
Прошли. А там уже и Кама...
России третий стол — Казань!
Где русской сини филигрань
слилася с зеленью ислама.
Верховный варит сталевар
Свой сплав из русских и татар.

А дальше Пермь, Кунгур старинный.
Конец Европы. Катринбург.
Где день и ночь горбатят спины
И камнерез и металлург.
Маршрут в Суровую Челябу
Ухаб вселенскага масштабу
Прервал поломкой колеса.
И вот уже Онегин сам
Возок, кряхтя, приподымает,
Пока ямщик ремонт чинит,
Атлантов и кариатид
Евгений сразу вспоминает.
Но приключением таким
Со скуки весел пилигрим.

— Служивый, что за поселенье?
— А это, вашебродь, Кыштым...
Тут на Онегина виденья
Внезапно хлынули — взрыв, дым,
И розовым ужасным светом
сияет небо всё при этом...
Увы! Ещё Онегин наш
Не видел город Карабаш...
Но я опять увлёкся, зритель,
Картинами уральских мест.
И тот, кто смотрит, скоро съест
Без соли автора. Мол, врите,
Да завираться ни к чему!
И я его вполне пойму...

Поедем дальше мы, тем паче,
Завершена лишь треть пути.
Возок несётся, лошадь скачет -
В Сибирь Онегин наш летит.
В пути меняются деревни,
И ямщиков напев душевный.
И вот Тюмень. Потом Ишим.
Но тпру! куда же мы спешим?
Зачем он едет? В чём причина?
Охота к перемене мест?
Я утолю ваш интерес.
Так вот — Онегин ищет сына!
Любви несчастной тайный плод
Отца на поиски зовёт.

Вокруг жужжат как мухи, слухи,
И за спиной смешки звучат,
И проклятущие старухи
Стращают им своих внучат.
Узнал он про роды он Татьяны,
И был потом неделю пьяный.
Но слухи остудили пыл -
Дитя в Сибирь отправлен был!
Итак, от альфы до омеги
Почти окончен мой рассказ.
Почти… А горе-ловелас?
В Иркутск отправился Онегин.
Конец рассказа будет куц —
Томск. Ачинск. Красноярск. Иркутск...

Ах, да! Забыл… Поездка эта
Закончилась нехорошо.
Евгений там провёл все лето,
Но сына так и не нашел,
Поскольку всё крутился в свете.
А если б декабристов встретил,
То получил от них бы весть,
Что мальчуган похожий — есть!
… Онегин же совсем некстати
Завёл знакомства от тоски,
И, говорят, по-воровски
Невесту чью-то обрюхатил.
Засим его утерян след.

С тех пор прошло уж двадцать лет...