Легенда о первом верблюде (арабская притча)

Через пустыни Сирии, 
А может быть, Алжирии, 
Соседних ли окрестностей, где засухе простор, 
Держал дорогу Сэмюэл; 
И вёз пророка Кэмюэл - 
С гримасой недовольною угрюмый дромадёр. 

Животное мятежное, 
Он вёл себя невежливо: 
На землю скинул груз; покой пустыни огласил 
И воплями, и визгами; 
И с целью явно низкою 
Он шею в кольца скручивал, лягался, что есть сил. 

Тут молвил кроткий Сэмюэл: 
«Тебе бы всыпать, Кэмюэл, 
А я тебя, мошенника, оберегал, любя. 
Ты, образец коварности, 
Не знаешь благодарности. 
Хотел бы знать я, что за муха тяпнула тебя?» 

Ему ответил Кэмюэл: 
«Я понимаю, Сэмюэл, 
Что я подлец, и что урод — прости меня, пророк. 
Но это одиночество! 
И никакого общества! 
А были б здесь товарищи, я б ни был одинок». 

«Ага», — пророк с улыбкою, 
Лукавою и зыбкою: 
«Тебе нужна компания? Я вижу. Ну, раз так, 
Мы сотворим компанию 
Тебе со всем старанием. 
А ну-ка, быстро»! И рукой волшебной сделал знак. 

И надо же! Из воздуха 
Нелепый слепок образа, 
А именно, верблюдицы по волшебству возник. 
Вполне анатомический, 
Был вид её комический, 
То есть верблюда нашего точнёхонький двойник. 

На чудное видение 
Глазея в потрясении, 
Нашёл её верблюд — большой знаток прекрасных дам - 
Смешной до невозможности. 
И по неосторожности 
Так ухмыльнулся, что порвал губу напополам. 

Из-за верблюда вредного 
Его потомки бедные 
Живут с губой разорванной — им нет судьбы иной. 
И это вот явление 
Тому предупреждение, 
Кто злобно и безнравственно смеётся над женой. 

*** 

The Legend Of The First Cam-u-el: An Arabian Apologue 
                                                                         
                                                                               by Arthur Guiterman 

Across the sands of Syria, 
Or possibly Algeria, 
Or some benighted neighborhood of barrenness and drouth, 
There came the Prophet Samu-u-el 
Upon the Only Cam-u-el – 
A bumpy, grumpy Quadruped of discontented mouth. 

The atmosphere was glutinous; 
The Cam-u-el was mutinous; 
He dumped the pack from off his back; with 
Horrid grunts and squeals 
He made the desert hideous; 
With strategy perfidious 
He tied his neck in curlicues, he kicked his paddy heals. 

Then quoth the gentle Sam-u-el, 
“You rogue, I ought to lam you well! 
Though zealously I’ve shielded you from every 
grief and woe, 
It seems, to voice a platitude, 
You haven’t any gratitude. 
I’d like to hear what cause you have for doing 
thus and so!” 

To him replied the Cam-u-el, 
“I beg your pardon, Sam-u-el, 
I know that I’m a Reprobate, I know that I’m a 
Freak; 
But, oh! This utter loneliness! 
My too-distinguished Onliness! 
Were there but other Cam-u-els I wouldn’t be 
unique.” 

The Prophet beamed beguilingly. 
“Aha,” he answered, smilingly, 
“You feel the need of company? I clearly under- 
stand. 
We’ll speedily create for you 
The corresponding made for you – 
Ho! Presto, change-o, dinglebat!” – he waved a 
potent hand, 
And lo! From out Vacuity 
A second Incongruity, 
To wit, a Lady Cam-u-el was born through magic 
art. 
Her structure anatomical, 
Her form and face were comical; 
She was, in short, a Cam-u-el, the other’s counter- 
part. 

As Spaniards gaze on Aragon, 
Upon that Female Paragon 
So gazed the Prophet’s Cam-u-el, that primal 
Desert Ship. 
A connoisseur meticulous, 
He found her that ridiculous 
He grinned from ear to auricle until he split his lip! 

Because of his temerity 
That Cam-u-el’s posterity 
Must wear divided upper lips through all their 
solemn lives! 
A prodigy astonishing 
Reproachfully admonishing 
Those wicked, heartless married men who ridicule their wives.