Кремация Сэма МакГи (Роберт Сервис)

этот перевод — презент ко дню рождения моего друга Михаила Константинова, г. Чоп, Украина
 
а вот и музыкальный вариант баллады:
music.yandex.ru/album/2608905/track/22705711

Как чудит народ, проливая пот
На приисках золотых,
Много баек — тех, что не для всех;
Охраняет Север их.
И нет странней полярных путей,
Но чудней всех Юкона дорог
Та тропа на Лаберж, на тот рубеж,
Где я Сэма МакГи жёг.

А Сэм МакГи был из Тенесси, где плантаций хлопка не счесть.
Как он бросил дом и рванул потом на Юкон — бог его весть.
Вечно мёрз, но зов золотых краёв вёл его, как за узду;
Хоть частенько он ворчал, обозлён, что лучше потеть в аду.

В Рождество собак на юконский тракт направить нам довелось.
А дубак лют! Парки колом встают, каждая складка — гвоздь.
И который раз не разлепишь глаз, ресницы как изо льда;
Ну да, не мёд, но терпел народ, скулил только Сэм всегда.

А настал ночлег, мы зарылись в снег, и готов полярный рай,
Сыто лайки спят, звёзды так горят, хоть свечку не зажигай,
Хрипит мне Сэм: «Старик, совсем я пропал; не считай за блажь,
Случись чего, я прошу одного — предсмертный наказ уважь.»

И такой смурной, прямо сам не свой — как сказать бедолаге нет?
«Видно, так и так, а проклятый дубак сведёт меня на тот свет.
Чёрт с ним, сдохну, пусть — а лежать боюсь я во льду, где нет земли;
Как придут кранты, кровь из носу, ты потроха мои спали.»

Раз прИ смерти брат, и наказ свят, я поклялся: будет так;
Вот чуть свет подъём, ну и дальше рвём; а Сэм — мертвяком мертвяк!
Согнувшись крючком, что-то нёс про дом, и бред, бессвязен и глуп;
День тихонько гас и в этот час Сэм МакГи уже был труп.

Без того не рай этот гиблый край; и ужас меня погнал,
А костей мешок скинуть в снег не мог, я ж чёртову клятву дал;
Труп лежал на спине и как будто мне говорил: «Голова с плеч,
Но с тебя должок: хочешь-нет, дружок, а меня придётся сжечь.»

Обещанье — долг, хоть ты вой, как волк, на тропе слово твёрже скал.
В эти дни молчком я шёл, но тайком от души свой груз матюгал.
Долгой ночи срок, костерок убог, воют псы, поминая день,
В бесприютный снег — провались вовек пропадом эта хрень!

Стал груз под конец, что твой свинец, и нарты ползли едва;
Я брёл кое-как, загнал собак, подошла к концу жратва;
Идти нет сил, я с ума сходил, но поклялся — возврата нет;
Песни я орал, а трупак внимал, гнусно скалясь мне в ответ.

Безо всяких надежд на край Лаберж выбрел я с ношей своей;  
Вижу, брошенный бот, льдом озёрным затёрт, а по борту — «Элис Мэй».
Я смекнул тотчас, только глянул раз, а потом — на свой «леденец»;
«А ну-ка, стой!», кричу, «вот же твой кре-ма-то-рий, наконец.»

Вовнутрь зашёл, распатронил пол, и развёл огонь в котле;
А уголь, что был, я горой сложил, чтоб он горел веселей; 
Взревел, как дурной, огонь стеной — да такой ещё зажги;
Я разгрёб уголёк, сделал шурф, как мог, и втиснул туда МакГи.

Ну и ходу прочь, слушать мне невмочь, как он в огне шкворчит;
В хмуром небе муть, лайки воют жуть, да и ветер стал сердит.
Стужа — просто лёд, но горячий пот по щекам ручьями потёк;
И черней чернил к облакам валил  клубами жирный смог.

Я сам не знал, сколько там стоял, суеверной тоской объят;
И темно совсем стало, прежде чем я рискнул пойти назад;
Пьян от страха был, но себя бодрил: «Загляну одним глазком,
Небось, готов — да и всех делов»;… и дверь распахнул рывком.

А Сэм торчит посреди печи безмятежно, и пламя — зверь; 
И рот до ушей, хоть завязки шей, и велит: «Закрой-ка дверь.
Так славно тут, ты ж за пару минут выстудишь всё сейчас -
Как я бросил Пламтри, что в Тенесси, так погрелся в первый раз.

Как чудит народ, проливая пот
На приисках золотых,
Много баек — тех, что не для всех;
Охраняет Север их.
И нет странней полярных путей,
Но чудней всех Юкона дорог
Та тропа на Лаберж, на тот рубеж,
Где я Сэма МакГи жёг.